[РЕШЕНО] Библиотека для целителя

Интересно, вы когда-нибудь задумывались, как действует и из чего состоит средство для мытья посуды и стиральный порошок? Очевидно, что грязь, особенно жир, очень сложно смыть простой водой, так как в воде жир не растворяется из-за того, что молекулы воды не липнут к молекулам жира и не забирают их с собой. По этой причине в воду вводят специальные составы, соединяющие воду и жиры — ПАВ (Поверхностно Активные Вещества), молекулы которых представляют собой сферу, один полюс которой соединяется с жирами, а другой вступает в связь с молекулами воды. Однако тело человека использует естественные жиры в очень важных защитных функциях. Например, защитный слой кожи представляет собой слой липидов, образующих жировую пленку и защищающих от попадания различных бактерий через кожу в организм. ПАВ-ы разрушает липидную пленку, открывая доступ бактериям в организм человека, а также сами проникают в кожу и разрушают клетки организма, при этом масштабы разрушения зависит от типа ПАВ. Как следствие, обезжиренная и обезвоженная кожа быстрей стареет, проникающие через нее бактерии дают нагрузку на иммунитет, а накапливающиеся ПАВ-ы по всему телу: в мозге, печени и сердце, а особенно жировых отложениях, так как они «прилипают» к жирам, продолжают разрушать организм длительное время. Из стирального порошка ПАВ могут попасть на кожу только при стирке на руках, но и при использовании машинки «автомат», так как на 100 % выполоскать такие вещества из одежды не получается и человек соприкасается с ними, одевая выстиранную одежду. Самыми опасными являются Анионные ПАВ (АПАВ) и наиболее агрессивны по отношению к организму человека, поэтому моющие средства с АПАВ рекомендуется отправить вслед за антиперспирантами. Биоразлагаемыми являются Неионогенные ПАВ. Стиральный порошок будет достаточно хорошо стирать, если в нем содержится 3–4% ПАВ, поэтому читайте состав порошков, чем меньше ПАВ, тем меньше вреда для здоровья. Однако практически вся современная бытовая химия содержит нежелательные ПАВ, и лучше ее заменить на натуральные моющие средства.

Стиральный порошок, в том числе для стиральных машин, полноценно заменяется мыльным корнем и сапонинами (мыльными веществами) из растений, таковые есть в продаже. Если не хочется заморачиваться на экзотику, то при стирке натуральных тканей очень эффективно использовать хозяйственное мыло, натерев на терке. Хлопок и лен прекрасно отстирывается кальцинированной содой. Шерсть можно стирать отваром фасоли или порошком горчицы, которой можно стирать и другие ткани и даже шелк, фактически все кроме хлопка, в том числе в машинке «автомат». Неожиданно оставшийся излишек картошки при переходе на сыроедение также можно пустить на стирку, используется его сок, который способен бережно отстирать даже линяющие ткани и ту же шерсть, только не белые, чтобы они не пожелтели после глажения. Вообще на сыроедении стирка перестанет быть сильно хлопотной, так как одежда и постельное белье будут сохраняться чистыми гораздо дольше, у меня перестали пахнуть носки даже после нескольких дней их активного ношения.

Шампунь и мыло для тела можно заменить приготовленным собственными руками заменителем из золы, растительного масла и отвара трав, просто поищите рецепт в интернете или покупайте у умельцев в небольших магазинах, специализирующихся на товарах здорового образа жизни. Возможно, возникнет вопрос о том, как же быть с заменой антибактериального мыла для рук и прочих антибактериальных домашних средств. Так вот все подобные изобретения — это фикция и выдумки маркетологов, никакой практической ценности и эффекта данные товары не имеют. Борьба с бактериальным миром столько же глупа, как вычерпывание ведром океана у себя из-под ног, стоя при этом в океане по пояс. По сути это мы пришли в мир бактерий, а не наоборот, которые существовали миллионы лет до нас, и мы просто оказываемся лицом к лицу перед необходимостью сосуществования с данной формой жизни и проявления природы. Кого-то их них мы используем себе во благо, кому-то противостоим, и это нормально, потому что существует эффективный отработанный природный способ избежать разрушения своего организма — это внутренняя чистота и иммунитет, он же единственный. Бактерии находятся везде, в пище, в воде, на всех предметах, на коже, внутри нас и даже просто в во вдыхаемом воздухе. Достаточно вспомнить один из выпусков передачи «Разрушители мифов», в которой главные герои исследовали предположение о том, что фекальная колиформная бактерия может успешно существовать в щетине зубной щётки и поэтому зубную щетку в туалетной комнате нужно держать подальше от унитаза. Для этого они поместили продезинфицированные зубные щетки в различных местах туалета, ближе и дальше от унитаза, а также разместили их по всей квартире, даже в самые отдаленные углы. Однако фекальные колиформные бактерии, в итоге эксперимента, были найдены на всех участвовавших в проверке щётках, во всех участках квартиры, включая и контрольные. Эксперты, кроме того, подтвердили, что избежать появления колиформных бактерий на зубных щётках практически невозможно. Поэтому бороться напрямую, изводя их средствами, уничтожая их, бесполезно и представляет собой мартышкин труд.

Средства для мытья посуды очень хорошо заменяются содой, порошком горчицы или хозяйственным мылом, особенно учитывая опять же снижение хлопот из-за минимума жира на посуде и отсутствия пригоревших остатков.

Пищевой содой можно мыть абсолютно любую посуду и поверхности. Сода не является токсичной и отлично справляется с грязью, придавая блеск вымытым поверхностям. Содой хорошо отмывать эмалированные кастрюли внутри, если они начали желтеть и темнеть, прекрасно моются столешницы, поверхности холодильника. Кроме того, если насыпать в какую-нибудь емкость 3 столовые ложки соды и поместить эту емкость в холодильник. То от туда уйдет неприятный запах.

Хозяйственное мыло — натуральный и экологически чистый продукт, обладающий бактерицидным действием. Мыльным раствором хорошо мыть любые поверхности (посуду, полы, раковину, ванную комнату и др.), а также стирать. Предпочтение нужно отдавать обычному рыжему куску мыла, к которому все привыкли в советские времена, а не современному отбеленному и пахнущему.

Столовый уксус или лимонная кислота являются прекрасными отбеливающими средствами и с легкостью растворяют жиры. Уксус обладает уникальным свойством удалять запахи — испаряясь сам, он уничтожает и неприятные запахи. Например, если у вас на кухне после приготовления еды появились неприятные ароматы, то избавиться от них можно так — налить в сковороду немного уксуса и поставить на слабый огонь, неприятные запахи быстро улетучатся. Очень удобно завести на кухне пульверизатор, в котором разведете воду с уксусом или лимонной кислотой. Таким раствором легко пользоваться и всегда будет под рукой. Им можно мыть эмалированную посуду. Еще одно интересное применение этого раствора — ополаскивание фруктов, таким образом, это и своего рода дезинфекция, и способ растворить жирную пленку искусственного воска на фруктах (яблоках, грушах), который не смывается даже горячей водой. Избавиться от накипи в чайнике также можно и при данного раствора — добавить его в воду и прокипятить. Для удаления накипи в стиральных машинах засыпаем два пакета лимонной кислоты прямо в барабан и включаем машинку на самую высокую температуру, машинка должна поработать вхолостую, без белья. Соединив соль с уксусом, вы получите своеобразный скраб, которым хорошо очищать внешние стороны загрязненных кастрюль.

Горчичный порошок может заменить средство от жира. Насыпать немного порошка на жирную тарелку (или любую другую жирную посуду), добавить теплой воды и тарелка прекрасно отмывается даже в холодной воде.

Зубная паста элементарно заменяется на соль, лучше морскую, поэтому не спешите ее выбрасывать. Просто макаете в нее влажную зубную щётку, как раньше в зубной порошок. Вдобавок к соли или даже вместо нее подойдут измельченные в порошок травяные сборы. Например, сильно действующим дезинфицирующим эффектом обладает чабрец (тимьян или богородская трава), в измельченные сухие листья также макается влажная зубная щетка. Для предупреждения кариеса годится хвощ, собранный во влажном месте, аналогично смалывается в сухом виде в муку, в него же можно добавить и чабрец. Очистить почерневшие от камней зубы курильщикам поможет корень ириса в том же применении. Прекрасно отчищает зубной налет активированный уголь или простой древесный уголь из печки, опять же смолоть его в порошок и макать в него щетку.

Как вы уже поняли, все очищающие средства для унитаза можно вполне заменить кока-колой или пепси, что будет иметь и воспитательный характер для детей. Кстати кола очень хорошо подходит и как очиститель для керамики и как стеклоочиститель, потом остается только смыть ее водой.

Дезодоранты, духи, одеколоны можно заменить натуральными эфирными маслами, а лучше вообще пахнуть собой. Запах тела является очень сильным сигналом. Согласитесь, что есть огромная разница между удушливым ароматом токсичной биомассы и приятным шлейфом феромонов. Маскировать свой запах, значит, обманывать себя, решать не причину, а следствие. Вспомните запах младенца, он просто чистый, им приятно дышать. А чтобы обрести чистоту младенца во взрослом состоянии и не маскировать свой запах парфюмом, придется потрудиться и очиститься.

Новиков Михаил - Радужное сыроедение

[spoiler=Спойлер]http://fanread.ru/book/10995401/?page=18[/spoiler]

- Ну, иди, пока "голгофа" свободная,- сказал он, кивая на баню, и
погрозил пальцем: - Да гляди! А то привяжем и снять забудем!
И пошел в избу, помахивая связанными за шнурки ботинками.
В бане топилась печь, и Варга отдыхал после сеанса. Топчан оказался в
предбаннике, отскобленный и вымытый,- похоже, приготовленный для него.
- Готовы к смертным мукам?- спросила деловито Ольга.
- Готов,- неуверенно сказал он.- А вы разве не будете варить меня в
котле?
- Нет, пока не буду. Если провинитесь...- Она указала на топчан: -
Снимайте брюки, рубашку и ложитесь! Вам и без котла достанется.
Ей нравилось быть строгой, хотя при ее порывистом, немного взбалмошном
характере это выглядело неестественно. Русинов разделся и лег.
- Сейчас где болит?- спросила Ольга, надевая на него шлем.
- Нигде, размялся.
- А утром.
- Шея и поясница,- объяснил он.- И еще лодыжка правая.
Она стала надевать на него ботинки с вкрученными в каблуки крючками.
- Я бы сам,- проронил он, однако Ольга отрезала:
- Лежите! Я вас лишаю самостоятельности. Сейчас будет больно, терпите. И
перевернитесь на живот!
Ольга заправила тросики в блоки и стала навешивать груз - траки от
тракторных гусениц. Сначала сильно потянуло шею и что-то хрустнуло в
позвонках. Русинов инстинктивно напряг мышцы, но тут же получил шлепок.
- Расслабьтесь!
Груз, навешиваемый на ноги, потянул его на разрыв. Русинов стиснул зубы:
не стонать же в ее присутствии! А она все цепляла и цепляла траки-
килограммов по сто на каждую ногу. Это была действительно голгофа, и Варга
терпел ее по нескольку раз в день, причем еще находясь в жаркой, распаренной
хвое.
- Сейчас боль пройдет и будет только жжение,- сообщила она.- Как
почувствуете - скажете.
Он перетерпливал боль, дыша тихо, через нос. Его притягивало к топчану,
так что невозможно было пошевелиться. Руками он ухватился за передние ножки-
так было легче. Ольга протерла позвоночник эфиром, холодок слегка оттянул
остроту боли. Через несколько минут он неожиданно начал потеть и в самом
деле ощутил жжение во всех суставах.
- Почувствовал,- сдавленно проговорил он.
- Хорошо! - весело сказала она и подвесила к шлему и ногам еще по одному
траку.- Сейчас суставы начинают открываться, чувствуете?
- А вы потом их закроете?- попытался пошутить Русинов.
- Посмотрим,- неопределенно проронила Ольга.- У вас, похоже, ущемление
тройничного и блуждающего нервов.
- Жить буду?
- Ваша жизнь теперь в моих руках,- с долей злорадства сказала она.- Что
захочу, то и сделаю.
- Согласен,- выдавил он- говорить мешал ремень шлема, сдавливающий нижнюю
челюсть.
- Что это вы сквозь зубы стали со мной разговаривать? Неужели так
ненавидите?
- Садистка...
Она засмеялась и достала с полки черную бутыль с притертой пробкой,
приготовила старую алюминиевую миску.
- Придется оправдывать ваши надежды! Испытания для настоящих мужчин.
Сейчас проверим ваши нервы.- Ольга склонилась к его лицу- голова лежала чуть
на боку.- Искры из глаз не летят?
- Звезды...
- Значит, у вас звездная болезнь.- Она стала бережно обмазывать какой-то
грязью, похожей на суглинок - мертвую землю доледниковой эпохи.- Извините,
мне придется оголить все, что ниже спины. Терпите.
- Меня только в детстве пороли,- пробубнил Русинов и вдруг подумал, что
впервые в жизни находится в полном беспомощном состоянии. С ним
действительно можно было делать все что угодно. Вымазали грязью, сейчас еще
обваляют в пуху и отпустят...
- Пороть - это очень грубо,- сказала Ольга.- Я вас огнем буду пытать.
Раствор схватится, и начнем.
Он принял это за шутку - иначе и быть не могло! Однако костоправша,
манипулируя перед лицом, налила из черной бутылки в миску какой-то летучей,
похожей на спирт или ацетон жидкости. Резкий незнакомый запах ударил в нос.
Ольга натянула резиновые перчатки и ватным тампоном стала смачивать этой
жидкостью подсыхающую на спине грязь.
- Ну и зараза,- процедил Русинов.
- Кто - зараза? - спросила она.
- Ваша жидкость...
- Зато как горит - посмотрите! - восхищенно проговорила она и подожгла
спичкой остатки жидкости в миске. Огня почти не было видно, а лицо обжигал
сильный жар. Ольга оставила миску на топчане и приказала:
- Смотрите на огонь!
Он и так смотрел, потому что больше смотреть было некуда. Едва заметное
голубоватое пламя, охватив всю миску, сжималось в тонкий и высокий
протуберанец.
- Смотрите только на огонь! - еще раз предупредила Ольга, стоя где-то
сзади.
Он рассмотрел, что горит не сама жидкость, а ее испарение: между миской и
пламенем был просвет. Ему хотелось обернуться и глянуть, что там делает над
ним невидимая Ольга, но, распятый, сумел лишь чуть шевельнуть головой внутри
шлема.
- Лежать! - напряженным и властным голосом приказала она.
И тут Русинов понял, что огонь горит и на его спине! Ольга не шутила:
сильный жар палил затылок, касался бедер и доставал икры ног. Спину и все
суставы начинало коробить, тянуть, словно его облепили банками,
расслабленные мышцы отрывало от костей. Но потом он ощутил, что все тело-
кости, суставы и мягкие ткани- теряет чувствительность, чужеет, а глаза
начинают закрываться и дрема медленно заволакивает сознание.
- Не спать! - крикнула она резким, незнакомым голосом, хотя никак не
могла видеть его лица и глаз. Русинов внутренне встрепенулся, расширил
глаза. Он понял, что подчиняется ее воле и делает это помимо своего желания,
потому что нестерпимо хотелось спать.
- Смотрите на огонь!
На спине полыхал пожар, и стены предбанника озарялись голубым мерцающим
светом. "Валькирия! - воскликнул про себя Русинов.- Она Валькирия! Карна!"
- Лежите спокойно,- проговорила она.- Я выжгла все ваши недуги.
Огонь начал меркнуть, мигая, как догорающая свеча Затем и вовсе угас, в
предбаннике снова воцарился полумрак. Только еще небольшой язычок тлел в
миске перед глазами, однако и он скоро оторвался и растворился в воздухе.
Ольга присела в изголовье, взяла его безвольную руку, положила себе на плечо
и стала измерять давление. Он смотрел в ее чистое, белевшее в сумерках лицо,
обрамленное тугой белой косынкой, и пытался поймать взгляд.
- Нормально,- наконец сказала она и подняла глаза.- Сейчас будем
разгружаться. Без единого ожога обошлось... Себе вот только запястье
опалила.
Ольга сняла по одному траку с каждой растяжки и смочила водой пересохшие
губы. И вдруг улыбнулась лукаво:
- Признайтесь, страшно было? Страшно! Все мужчины боятся огня и боли.
Русинов не мог говорить, и не только из-за ремня, сжимающего челюсть: во
рту и гортани шуршало от сухости. Она поняла и стала рыться в своей сумке,
заглянула на полки.
- Груша куда-то по девалась... Ладно, я вас как птенчика напою.
Достала тонкую прозрачную трубку для переливания крови, вставила ее
Русинову между коренных зубов и, набрав в рот воды, влила ему. Он с
удовольствием глотал струйку воды и хотел крикнуть - еще, еще! Ольга дала
ему лишь три глотка и неожиданно возмутилась:
- Ну хватит! Понравилось!.. Встанете- напьетесь сами.
Он улыбнулся на ее строгость и закрыл глаза. Ольга сняла еще по одному
траку и начала осторожно сшелушивать с него засохшую глиняную корочку. Затем
принесла из бани ведро теплой воды и мочалку, смыла с него грязь, окатила
холодной и накрыла простыней. Русинов почувствовал, что растянутое тело
начинает постепенно срастаться по мере того, как снимается груз. И когда его
освободили от шлема и ботинок, он хотел вскочить, однако эта
Валькирия-костоправша разрешила лишь перевернуться на спину. Он дотянулся до
ее руки, и тут, как назло, в предбаннике очутился Петр Григорьевич.
- Не сгорел рыбачок-то наш? - спросил он, усаживаясь рядом с топчаном.-
Натерпелся страху?
- В таких руках не страшно,- сказал Русинов.- Вот бы остаться при ней да
научиться... На любую черную работу согласен.
- Ноу-хау! - заявила Ольга.- Конкуренты мне не ну-жны!
- Вот видишь! - развел руками пчеловод.- Это, брат, рынок... Тебе теперь
беречься надо недели две-три. Верно?
- Может, и побольше,- откликнулась Ольга, расставляя свои причиндалы по
местам.- А потом можно и штангу поднимать.

http://youronlinebooks.ru/roman/item/1064-alexeev-sergey-sv-01-stoiashii-u-solntza.html

www.biomagic.by.ru

К примеру, любой механизм, служащий человеку находится в лучших условиях, в случае выхода из строя, чем человек создавший его.

В случае поломки механизма или машины специалисты механики, электрики и другие, осмотрев каждый в отдельности, свой участок работы, докладывают о том, что их проблем нет, а когда есть необходимость срочно восстановить работоспособность, собравшись вместе, они, осуществляют сообща ремонт и запускают его в заданное время.

Рассмотрим нашего страждущего больного человека, который при заболевании обращается в лечебное учреждение. Обращается к терапевту, который определенными навыками и методами осматривает больного и не находит определенных симптомов болезни связанных с его областью деятельности. Направляет больного человека к другому специалисту - коордиологу, эндокринологу, хирургу, ларингологу и ходит по врачам в наших поликлиниках больной человек, получая от разных специалистов ответ, что по его специфике проблем не просматривается, при этом ему выписываются медикаменты, хотя точный диагноз не установлен. Этим и объясняется, продолжительное лечение этого больного пока ему не будет поставлен точный диагноз и не начато нужное своевременное лечение, а если этого не произойдет, то больной человек, может покинуть наш мир раньше времени, страдая долго от недуга.

Это было подмечено в прошлом столетии Стефаном Цвейгом в трилогии "Врачевание и психика" в которой, несомненно, можно обнаружить поразительные аналогии между идейными баталиями прошлого и бурными дискуссиями, имеющими место сегодня по вопросу о соотношении между академически признанными и альтернативными им методами лечения больных, развитием научного знания и распространением веры в чудо, характерной для массового сознания как XVIII-XIX веков, так и последнего времени.

Действительно, разве выступления многих современных светил отечественной медицинской науки с резкой критикой различных экстрасенсов и врачевателей, обвиняемых в некомпетентности и шарлатанстве, дает нужные результаты. Хотя некоторые методики, применяемые экстрасенсами и врачевателями, в настоящее время из глубины веков находят применение в современной медицине, как, например иглотерапия, которая берет свое начало с древнего Китая, основанное на воздействие определенных точек энергетических каналов расположенных в теле человека и приносят ему определенные результаты в лечении от недугов.

Для больного человека в принципе все равно, какими методами его будут лечить. Лишь бы это лечение дало результаты, избавило от мучений, физических и нравственных страданий. Он готов преклониться как перед медицинской наукой, так и перед любым врачеванием, не связанным с ее институтами. И если медицинская наука оказывается бессильной в излечении какого-либо заболевания, то человек готов поверить в любое чудо исцеления независимо от того, исходит ли оно от еще не признанного, но многообещающего специалиста, искусного экстрасенса или доморощенного знахаря.

Здоровье для человека естественно, болезнь - неестественна. Здоровье приемлется его телом как нечто само собой понятное, так же, как воздух легкими и свет глазами; не заявляя о себе, живет оно и растет в нем вместе с общим его жизнеощущением. А болезнь - она проникает внезапно, как что-то чуждое, она нечаянно набрасывается на объятую страхом душу и бередит в ней множество вопросов.

Поскольку здоровье от природы присуще человеку, оно необъяснимо и не требует объяснений. Но всякий страждущий ищет в каждом случае смысл своих страданий. Ибо мысли о том, что болезнь нападает на нас без всякого толку, что без всякой нашей вины, бесцельно и бессмысленно, тело охватывается жаром и раздирается, до последних своих глубин, раскаленными лезвиями боли, - этой чудовищной мысли о полной нелепости страданий, мысли, достаточной, чтобы ниспровергнуть всю этику мироздания, человечество еще никогда не решилось довести до конца.

С момента нарушения первоначального единства все элементы врачебного искусства приобретают сразу же совершенно новый и наново окрашивающий смысл. Прежде всего, душевное единое явление "болезнь" распадается на бесчисленные, точно обозначенные болезни. И вместе с тем ее сущность теряет в известной степени связь с духовной личностью человека. Болезнь означает уже нечто приключившееся с человеком не в его целом, а лишь с отдельным его органом. И первоначальная задача врача - противостать болезни как некоей цельности - заменяется теперь, естественным образом, более незначительной, строго говоря, задачею - локализировать всякое страдание по его исходным точкам и причислить его к какой-либо из давно расчлененных и описанных групп болезней. Как только врач поставил правильный диагноз и дал болезни наименование, он в большинстве случаев уж выполнил суть своего дела, и лечение совершается в дальнейшем само собою при посредстве предусмотренных на этот "случай" медицинских приемов.

Современная медицина оперирует не индивидуальной интуицией, а твердыми практическими установками, и если она до сих пор еще охотно присваивает себе поэтическое наименование "врачебного искусства", то высокий этот термин может означать лишь более слабую степень - "искусство ремесленное". Ибо давно уже наука врачевания не требует от своих учеников, как некогда, жреческой избранности, таинственной мощи провидения, особого дара созвучия с основными силами природы; признанность стала призванием, магия - системой, таинство врачевания - осведомленностью в лекарственных средствах и в отправлениях организма. Исцеление совершается уже не как психическое воздействие, не как событие неизменно чудесное, но как чистейший и почти наперед рассчитанный рассудочный акт со стороны врача; выучка заменяет вдохновение, учебник приходит на смену Логосу, исполненному тайны, творческому заклинанию жреца. Там, где древний, магический порядок врачевания требовал душевного высшего напряжения, новая, клинико-диагностическая система требует от врача противоположного, а именно ясности духа, отрешенного от нервов, при душевном полнейшем спокойствии и деловитости.

Эти неизбежные в процессе врачевания деловитость и специализация должны были еще в девятнадцатом веке усилиться сверх меры, ибо между пользуемым и пользующим возникло еще третье, полностью бездушное существо: аппарат. Все более ненужным становится для диагноза проницательный и творчески сочетающий симптомы взор прирожденного врача: микроскоп открывает для него зародыш бактерии, измерительный прибор отмечает за него давление и ритм крови, рентгеновский снимок устраняет необходимость в интуитивном прозрении. Все больше и больше лаборатория принимает на себя в диагностике то, что требовало от врача личного проникновения, а для пользования больного химическая фабрика дает ему в готовом виде, дозированным и упакованным, то лекарство, которое средневековый медик должен был собственноручно, от случая к случаю, перемешивать, отвешивать и рассчитывать. Засилье техники, проникшее в медицину хотя и позже, чем повсюду, но столь же победоносно, сообщает процессу врачевания деловитость некоей великолепным образом разработанной по деталям и по рубрикам схемы; понемногу болезнь - некогда вторжение необычного в сферу личности - становится противоположностью тому, чем была она на заре человечества: она превращается, большею частью, в "обычный", "типический" случай, с заранее рассчитанной длительностью и механизированным течением, делается задачею, доступной разрешению методами рассудка. К этой рационализации на путях внутренних присоединяется, в качестве мощного пополнения, рационализация извне, организационная; в клиниках, этих гигантских вместилищах горя человеческого, болезни распределяются точно так же, как в деловых универсалах, по специальным отделениям, с собственными подъемниками, и так же распределяются врачи, конвейером проносящиеся от постели к постели, исследующие отдельные "случаи" - всегда только больной орган - и большей частью, не имеющие времени заглянуть в лицо человека, прорастающего страданием. Исполинские организации клиник и амбулаторных поликлиник привносят свою долю в этот обездушивающий и обезличивающий процесс; возникает перенапряженное массовое производство, где не зажечься ни одной искре внутреннего контакта между врачом и пациентом, где, при всем желании, становится все более и более невозможным малейшее проявление таинственного магнетического взаимодействия душ.

И тут же, в качестве ископаемого, допотопного экземпляра, вымирает домашний врач, тот единственный, кто в больном знал и человека, знал не только его физическое состояние, его конституцию и ее изменения, но и семью его, а с нею и некоторые биологические предпосылки, - он, последний, в ком оставалось еще нечто от прежней двойственности жреца и врачевателя. Время сбрасывает его с колесницы. Он являет собою противоречие закону специализации и систематизации, так же как извозчичья лошадь по отношению к автомобилю. Будучи слишком человечным, он не подходит больше к ушедшей вперед механике медицины.

Против этого обезличения и полнейшего обездушивания врачебной науки искони отстаивала себя широкая, непросвещенная, но в то же время внутренне-понимающая масса народа, в тесном смысле этого слова. В точности так же, как тысячи лет назад, смотрит простой, недостаточно еще "образованный" человек на болезнь с благоговейным чувством, как на нечто сверхъестественное, все еще противопоставляет он ей душевный акт надежды, страха, молитвы и обета, все еще первая его, руководящая мысль - не об инфекции или обызвествлении сосудов, а о боге.

Никакая книга и никакой учитель не убедит его в том, что болезнь возникает "естественным" путем, а следовательно, без всякого смысла и без вины; а потому он заранее проникается недоверием ко всякой практике, которая обещает устранить болезни путем трезвым, техническим, холодным, то есть бездушным. Равнодушие народа к ученому, с высшим образованием, врачу слишком глубоко отвечает его потребности - наследственному массовому инстинкту - в связанном с целым миром, сроднившемся с растениями и животными, знающем тайны "враче по природе", ставшем врачом и авторитетом в силу своей натуры, а не путем государственных экзаменов; народ все еще хочет вместо специалиста, обладающего знанием болезней, "человека медицинского", имеющего "власть" над болезнью. Пусть давно уже в свете электричества рассеялась вера в ведьм и дьяволов; вера в этого чудодейственного, знающего чары человека сохранилась в гораздо большей степени, чем в этом признаются открыто. И то же самое почтительное благоговение, которое мы испытываем по отношению к гению и человеку, непостижимо творящему, в лице, скажем, Бетховена, Бальзака, Ван-Гога, питает народ доныне ко всякому, в ком чувствует он якобы целебную мощь, превосходящую норму; доныне требует он себе как "посредника", вместо холодного "средства", полнокровного живого человека, от которого "исходит сила".

Знахарка, пастух, заклинатель, магнетизер именно в силу того, что они практикуют свое лекарское ремесло не как науку, а как искусство, и притом запрещенное искусство черной магии, в большей степени вызывают его доверие, чем имеющий все права на пенсию, хорошо образованный общинный деревенский врач. По мере того как медицина становится все более и более технической, рассудочной, локализирующей, все яростней отбивается от нее инстинкт широкой массы; все шире и шире, вопреки всяческому школьному образованию, разрастается в низах народа, в смутных его глубинах, это течение, направленное против академической медицины.

Это сопротивление давно уже чувствуется наукою, и она борется с ним, но тщетно. Не помогло и то, что она связалась с государственною властью и добилась от нее закона против лекарей-шарлатанов и целителей "силами природы": движения, в последней глубине своей религиозные, не подавляются до конца силою параграфов. Под сенью закона ныне, как и во времена средневековья, продолжают орудовать бесчисленные, не имеющие степеней и, значит, с государственной точки зрения неправомочные целители; неустанно длится партизанская война между природными методами лечения, религиозным врачеванием и научною медициною.

Первый, кто повел борьбу против бездушия, против срывания покровов с чудес врачевания, был Парацельс. Вооружась булавою мужицкой своей грубости, ополчился он на "докторов" и предъявил книжной их, бумажной учености обвинение в том, что они хотят разложить человеческий микрокосм, как часовой механизм, на части и потом опять склеить. Он борется с высокомерием, с догматической авторитарностью науки, утратившей всякую связь с высокой магией natura naturans, не замечающей и не признающей стихийных сил и не чующей излучений, как отдельных душ, так и мировой души в целом. И как ни сомнительны, на взгляд современности, его собственные рецепты, духовное влияние этого человека растет, как бы под покровом времени, и в начале девятнадцатого века проявляется наружу в так называемой "романтической" медицине, которая, являясь ответвлением философски-поэтического течения, стремится, в свою очередь, к высшей форме телесно-душевного единства.

С безусловною верою во вселенскую одухотворенность природы она отстаивает мысль, что сама природа - наиболее мудрая целительница и нуждается в человеке в лучшем случае лишь как в пособнике. Подобно тому, как кровь, не побывав в выучке у химиков, образует антитоксины против всякого яда, так и организм, сам себя поддерживающий и преобразующий, способен в большинстве случаев без всякой помощи справиться с болезнью. Поэтому путеводною нитью всякого человеческого врачевания, должно быть, правило - не идти вразрез с естественным ходом жизни, а лишь укреплять в случае болезни всегда присущую человеку волю к выздоровлению. А этот импульс нередко может быть поддержан путем душевного, религиозного духовного воздействия в той же мере, как и при помощи грубой аппаратуры и химических средств; истинное же исцеление всегда совершается изнутри, а не извне. Сама природа - тот "внутренний врач", которого каждый с рождения носит в себе и который поэтому более понимает в болезнях, чем специалист, лишь извне нащупывающий симптомы; впервые болезнь, организм и проблема врачевания рассматриваются романтической медициной вновь как некое единство.

Научная медицина рассматривает больного с его болезнью как объект и отводит ему, почти презрительно, абсолютно пассивную роль; ему не о чем спрашивать и не о чем говорить; все, что он должен делать, - это послушно и даже без единой мысли следовать предписаниям врача и по возможности выключить себя самого из процесса пользования. В этом слове "пользование" - ключ ко всему. Ибо в то время как в научной медицине больного "пользуют" в качестве объекта, метод душевного врачевания требует от больного, прежде всего, чтобы он сам пользовался душою, чтобы он, как субъект, как носитель и главный исполнитель врачевания, проявил максимум возможной для него активности в борьбе с болезнью. В этом призыве к больному - воспрянуть душою, собрать воедино свою волю и целостность своего существа противопоставить целостности болезни - и состоит существеннейшее и единственное врачебное средство всех психических методов, и пособничество их представителей ограничивается по большей части не чем-либо иным, как такого рода словесным обращением.

Фантастическое положение: в эпоху, когда медицина, благодаря сказочному вооружению своей техники, творит истинные чудеса, когда она научилась дробить, наблюдать, фотографировать, измерять, подвергать своему воздействию и изменять малейшие атомы и молекулы живой ткани, когда все другие точные науки поспешествуют ей и сопутствуют и ничто органическое не являет как будто тайны, - как раз в этот самый миг ряд независимых исследователей доказывает ненужность во многих случаях всей этой аппаратуры. Они открыто и неопровержимо свидетельствуют своими делами о том, что и в нашу пору, как некогда, можно с голыми руками, исключительно путями психическими, добиться исцеления, и даже в тех случаях, когда ничего не мог сделать до них величественный и точный механизм университетской медицины. На сторонний взгляд, система их непонятна и почти смешна в силу своей незначительности: врач и пациент мирно сидят рядом, и, кажется, просто болтают. Ни рентгеновских снимков, ни измерительных приборов, ни электрической цепи, ни кварцевых ламп, ни даже термометра - ничего нет от всего того технического арсенала, который составляет справедливую гордость нашего времени; и все-таки их древний метод действует часто с большею силою, чем ушедшая вперед терапия.

Наша современная медицина поделила человека по его основным органам человека. И потому мы имеем много специалистов различного профиля: по сердцу - коордиологов, по эндокринной системе - эндокринологов, по травмам - травматологов и многих других специалистов врачей и каждый из них рассматривает только свою область организма человека, а мы знаем, что в теле человека все едино и не разделимо. Все это и ведет к тому, что в отдельных случаях это приводит к долгому изучению болезни и постановке правильного диагноза и началу своевременного необходимого лечения.

Само собой разумеется, ни одна из этих современно-старинных систем ни на миг не поколебала несравненную по своей продуманности и универсальности организацию современной медицины; успех отдельных психических методов и систем отнюдь не доказывает, что научная медицина была сама по себе не права, но обличает лишь тот догматизм, что неизменно замыкался в последней из найденных систем врачевания, в качестве лучшей для всех и единственно возможной, и издевался над всякой другой, как над несовременной, неправильной и невозможной. Вот этому самомнению нанесен жестокий удар. В той плодотворной вдумчивости, которая замечается теперь как раз у духовных вождей медицины, не последняя роль принадлежит непреложному успеху, в отдельных случаях, тех психических методов лечения, о которых речь будет ниже. Смутное, но и нам, непосвященным, внятное сомнение зародилось в их рядах: не завела ли (как открыто, допускает человек такого масштаба, как Зауэрбрух) "чисто бактериологическая и серологическая трактовка болезней медицину в тупик", не начинает ли наука врачевания превращаться постепенно из служения человеку в нечто самодовлеющее и чуждое людям - с одной стороны, благодаря специализации и, с другой, в силу предпочтения, отдаваемого количественному расчету перед индивидуальной диагностикой, не стал ли - повторяя превосходную формулировку - "врач чересчур уж медиком".

То, что в наше время именуется "кризисом сознания в медицине", не является, однако, ни в какой мере узкопрофессиональным вопросом; этот кризис входит в состав того общеевропейского состояния неустойчивости, того универсального релятивизма, который, после длившегося десятилетиями диктаторского утверждения и отрицания во всех отраслях науки, заставляет специалистов вновь обернуться наконец назад и поставить ряд вопросов. Отрадным образом начинает обнаруживаться известного рода широта взглядов, столь чуждая обычно академическим кругам; так, превосходная книга Ашнера "Кризис медицины" дает изобилие неожиданных примеров того, как методы лечения, еще вчера и позавчера подвергавшиеся, в качестве средневековых, осмеянию и вышучиванию (вроде пускания крови или прижигания), стали сегодня действительными. Более справедливо и с живым, наконец, интересом к закономерности явления взирает медицина на случаи "исцеления духом", те самые, что еще в девятнадцатом веке отрицались и высмеивались людьми, имеющими "степень", в качестве шарлатанства, обмана и фокусничества; серьезные усилия прилагаются к тому, чтобы постепенно сочетать эти сторонние, чисто психические достижения с точными достижениями клинического обихода. Неоспоримо чувствуется в среде умнейших и гуманнейших врачей своего рода тоска по прежнему универсализму, стремление найти пути от замкнутой, локализованной патологии к конституциональной терапии, к осведомленности не только об отдельных болезнях, коим подвержен человек, но и о личности этого человека. Исследовав вплоть почти до молекулы тело и клеточку, как универсальную материю, творческая любознательность вновь обращает, наконец, свой взор в сторону целостности болезни, различной в каждом случае, и вслед за местными признаками ищет другие, высшие. Новые научные дисциплины - учение о типах, физиогномика, учение о наследственности, психоанализ, индивидуальная психология - пытаются вновь выдвинуть на первый план как раз не родовое в человеке, а изначальное единство каждой личности; достижения в неакадемической психологии, явления внушения, самовнушения, открытия Фрейда, Адлера все настойчивее овладевают вниманием всякого вдумчивого врача.

В настоящей медицине человеческое тело разбито на отдельные органы и определены специалисты врачи определенных органов: коордиологи - сердце, эндокринологи - эндокринная система, психологи, терапевты и многие другие специалисты, которые практикуются только в своей области лечения тела человека, несмотря на то, что весь организм человека един и рассматривать и лечить каждый его орган в отдельности от других не допустимо, так как в теле человека все соединено воедино и не делимо.

В романе Достоевского "Братья Карамазовы" содержится великолепно написанная, небольшая по объему, но глубокая по смыслу поэма о "Великом инквизиторе". Действие происходит в Испании XVI столетия, во время инквизиции, когда во славу божию в стране ежегодно горели костры, на которых сжигали еретиков. Господь возжелал посетить детей своих и в образе человеческом явился перед ними. Его узнают, окружают, следуют за ним, а он простирает руки к людям, благословляет их, наделяет своей исцеляющей силой больных и убогих. На глазах изумленной толпы прозревает слепой с детства старик. Народ плачет от умиления и благодарит его. Он останавливается на паперти Севильского собора в ту минуту, когда в храм вносят гробик с семилетней девочкой. Мать умершего ребенка падает к его ногам и с мольбой восклицает: "Если это ты, то воскреси дитя мое!" Он глядит с состраданием на преклоненную перед ним несчастную, убитую горем женщину и произносит таинственные слова. "Девочка подымается в гробе, садится, удивленно раскрывает глаза и улыбается". Всеобщее смятение, крики, рыдания. Свершилось чудо.

Чудо исцеления и воскрешения всегда было той завораживающей силой, к которой испокон веков тянулись страдающие различными недугами люди. И если чудо воскрешения мог совершить только, господь, знавший все тайны бытия, то почему бы человеку, обладающему знаниями в сферах физиологии, психологии и медицины, не попробовать свои силы на поприще исцеления немощных телом и духом людей! Может быть, и он способен на чудо исцеления! И, как показывает история развития человечества, во все времена находились дерзновенные врачеватели тела и духа, добивающиеся успеха на этом поприще и становящиеся в глазах окружающих их людей магами и чародеями, творящими настоящие чудеса.

История развития человечества свидетельствует о том, что знание и вера, научные и иные средства познания мира и лечения людей сосуществовали рядом на протяжении столетий, постоянно вступая в борьбу друг с другом. Погруженные в заботы наших беспокойных будней, с тревогой глядя в будущее, многие из нас не имеют ни времени, ни сил для того, чтобы оглянуться назад, обратить свой взор в прошлое и извлечь из истории полезные для себя уроки. И все же не следует забывать простую истину: прошлое, настоящее и будущее тесно переплетены между собой в круговерти человеческого бытия. Поэтому для лучшего понимания современности имеет смысл обратиться к прошлому и посмотреть на то, как и каким образом складывались отношения между знанием и верой, академическими и иными средствами лечения людей в предшествующие столетия.

Поскольку здоровье от природы присуще человеку, оно необъяснимо и не требует объяснений. Но всякий страждущий ищет в каждом случае смысл своих страданий. Ибо мысли о том, что болезнь нападает на нас без всякого толку, что, без всякой нашей вины, бесцельно и бессмысленно, тело охватывается жаром и раздирается, до последних своих глубин, раскаленными лезвиями боли, - этой чудовищной мысли о полной нелепости страданий, мысли, достаточной, чтобы ниспровергнуть всю этику мироздания, человечество еще никогда не решилось довести до конца.

Болезнь всякий раз представляется ему кем-то ниспосланной, и тот непостижимый, кто ее посылает, должен, по мнению человечества, иметь все основания для того, чтобы вселить ее именно в это вот тленное тело. Кто-то должен иметь зло на человека, гневаться на него, его ненавидеть. Кто-то хочет его наказать за какую-то вину, за какой-то проступок, за нарушенную заповедь. И это может быть только тот, кто все может, тот самый, кто мечет молнии с неба, кто шлет на поля жар и стужу, кто возжигает звезды и туманит их, ОН, у кого вся власть, всемогущий: бог. От начала времен, поэтому явление болезни связано с религиозным чувством.

Боги посылают болезнь, боги одни могут и взять ее обратно: эта мысль утверждена незыблемо в преддверии всякой врачебной науки. Еще полностью лишенный сознания собственного своего разумения, беспомощный, несчастный, одинокий и слабый, охвачен человек древности пламенем своего недуга и не знает другого выхода, как с воплем обратить свою душу ввысь, к богу-чародею, чтобы он от него отступился. Только вопль, молитву, жертвоприношение и знает первобытный человек в качестве лечебного средства. Нельзя защититься против него, сверхсильного, непреоборимого во мраке; значит, нужно смириться, добиться его прощения, умолять его, упрашивать, чтобы он взял обратно из тела пламенеющую боль. Но как достигнуть его, невидимого? Как взывать к нему, не зная его обиталища? Как подать ему знаки раскаяния, всепокорности, обетования и готовности к жертвам, знаки, которые были бы ему понятны? Всего этого не знает оно, бедное, неискушенное, смутное сердце ранней поры человечества. Ему, не ведающему, не откроется бог, не снизойдет к низкой его, будничной доле, не удостоит его ответа, не услышит его. И вот, в нужде своей, должен беспомощный, бессильный человек искать себе другого человека как посредника перед богом, мудрого и искушенного, которому ведомы чары и заклинания, дабы умилостивлять темные силы, ублажать их в гневе. И таким посредником в эпоху первобытных культур является единственно жрец.

Таким образом, в доисторическую пору человечества борьба за здоровье означает не борьбу с отдельною болезнью, а борьбу за бога. Всяческая медицина на земле начинается как теология, как магия, культ, ритуал, как душевная напряженность человека против посланного богом испытания. Телесному страданию противопоставляется не технический, а религиозный акт. Не ищут причин недуга, а ищут бога. Не борются с болевыми явлениями, а пытаются замолить болезнь, искупить ее, откупиться от бога при помощи обетов, жертв и церемоний, ибо только тем путем, каким пришла она, - путем сверхъестественным - может она и отступиться. Так единству явления противопоставляется еще полное единство чувства. Есть только одно здоровье и одна болезнь, а для этой последней опять-таки только одна причина и одно средство: бог. А между богом и страданием есть только один посредник - все тот же жрец, этот страж души и тела в одно и то же время. Мир еще не расщеплен, не раздвоился; вера и знание образуют в святилище храма одну, единую категорию; избавление от боли не может совершиться без выступления на арену душевных сил, без ритуала, заклинаний и молитвы. А потому толкователи снов, заклинатели демонов, жрецы, коим ведом таинственный ход светил, творят свое целебное искусство не как практический акт науки, а как таинство. Не поддающееся изучению, доступное восприятию лишь посвященных, передается оно, это искусство, от поколения к поколению; и хотя жрецы, имея опыт, немало понимают во врачевании, они никогда не дают советов исключительно деловых; они требуют чуда в исцелении, требуют освященной храмины, душевной приподнятости и присутствия богов. Только очистившись и освятившись телом и духом, вправе больной воспринять целебную формулу; паломники, бредущие дальнею и трудной дорогой к храму в Эпидавре, должны провести канун в вечерней молитве, должны омыть тело, заколоть каждый по жертвенному животному, проспать ночь в преддверии на шкуре жертвенного кабана и поведать сны этой ночи жрецу, для их разъяснения; лишь тогда он удостоит их одновременно и пастырского благословения, и врачебной помощи. Но всякий раз в качестве первейшего залога исцеления утверждается приближение души, полной веры, к богу: кто хочет чуда выздоровления, должен подготовить себя к чуду. Врачебная наука в истоках своих неотторжима от науки о боге; медицина и богословие составляют поначалу одно тело и одну душу.

Это начальное единство вскоре рушится. Ибо, для того чтобы стать самостоятельной и принять на себя практическое посредничество между болезнью и больным, наука должна отринуть божественное происхождение болезни и исключить, в качестве совершенно излишней, религиозную установку - жертву, молитву, культ. Врач выступает рядом со жрецом, а вскоре и против жреца - трагедия Эмпедокла - и, низводя страдания из области сверхчувственной в плоскость обыденно-природного, пытается устранить внутреннее расстройство средствами земными, стихиями внешней природы, ее травами, соками и солями. Жрец замыкается в рамках богослужения и отступается от врачебного искусства, врач отказывается от всякого воздействия на душу, от культа и магии; отныне два эти течения разветвляются и идут каждое своим путем.

С момента нарушения первоначального единства все элементы врачебного искусства приобретают сразу же совершенно новый и наново окрашивающий смысл. Прежде всего душевное единое явление "болезнь" распадается на бесчисленные, точно обозначенные болезни. И вместе с тем ее сущность теряет в известной степени связь с духовной личностью человека.

Франц Антон МесмерФранц Антон Месмер был известным целителем, жившим в 18 веке в Вене, излечивающий, казалось бы, неизлечимые болезни прикосновением, гипнозом, током, магнетизмом. Лучшие врачи были возмущены, и в итоге Месмер был выслан во Францию, где стал любимчиком аристократии.

Франц Антон Месмер (1734-1814) - австрийский ученый и врач, обнаруживший скрытые, таинственные силы, использованные им при лечении больных, от которых отступились многие представители академической медицины XVIII века. Изучал теологию и философию, естествознание и медицину. Исходя из медико-астральных представлений о связях человека с космосом, выдвинул предположение о наличии универсальных законов развития мира, подчиняющегося силе всеобщего тяготения. Удачно использовав в своей клинической практике воздействие металлического магнита на больных, приобрел широкую популярность в Западной Европе. В 1775 году опубликовал книгу "Описание лечения при помощи магнита доктором Месмером". Лечение с помощью магнита принесло Месмеру официальное признание, Баварская Академия наук избрала его своим членом. Позднее Месмер отказался от использования магнита в лечении больных и начал практиковать магнетические сеансы рукой, в ходе которых одного прикосновения кончиков пальцев до нервных узлов пациентов оказывалось подчас достаточно для облегчения их страданий.

Врачевание путем воздействия на больных "флюидами", исходящими от самого врача, вызвали паломничество страждущих. Фактически Месмер предложил новую психотерапию, основанную на использовании "жизненной силы", и вплотную подошел к рассмотрению таких психических явлений, как внушение и гипноз.

В неблагочестивую эпоху, обожествившую единственно свой собственный, исполненный самодовольства разум, явился неожиданно человек, утверждающий, что вселенная наша отнюдь не пустое, бездушное пространство, не безучастное мертвое ничто вокруг человека, но что она непрестанно пронизывается невидимыми, неосязаемыми и лишь внутренне ощутимыми волнами, таинственными токами и напряжениями, которые, в длительной передаче, соприкасаются друг с другом и друг друга оживляют, как одна душа другую, как мысль - мысль. Неосязаемый и не имеющий пока имени, равнозначащий, может быть, той силе, что излучается от звезды к звезде и в лунную ночь поднимает сомнамбул, этот неведомый флюид, мировая материя, способен, будучи передан от человека к человеку, создать поворот в душевных и телесных болезнях и восстановить таким способом ту высшую гармонию, которую мы называем здоровьем.

Шумный успех Месмера вызвал негативную реакцию академической медицины. Сдержанно отнеслась к его опытам Берлинская Академия наук, а Венский медицинский совет объявил обманщиком. Вынужденный покинуть Вену, он переезжает в Париж, где, преодолевая различные трудности, добивается необычайного успеха. В течение пяти лет он работает в клинике, осаждаемой толпами пациентов. Однако в 1784 году по указу короля Людовика XVI Французская Академия наук осуществляет проверку месмеровского метода лечения, в результате которой коллегия ученых пришла к заключению об отсутствии каких-либо экспериментальных данных относительно существования "флюидов" и "животного магнетизма", мало того - объявила магнетические сеансы вредными и опасными.

Академически-профессорская просвещенность упорно противится тому, чтобы бросить хоть один бесстрастный взгляд на все указанные Месмером и стократно удостоверенные явления. Этот флюид, эта сила симпатической передачи, сущность которой не поддается четкому объяснению (уже это одно подозрительно), не значится в компендиуме всех разгадок, в dictionnaire philosophique, a следовательно, подобных вещей не должно быть. Явления, на которые указывает Месмер, необъяснимы при помощи голого разума. Следовательно, они не существуют.

В 1875 году в издательстве "Христианская наука" выходит в свет ее книга "Наука и здоровье", в которой нашли отражение теологические, философские и медицинские представления о человеке, сопряженные с разнообразными идеями астрального и мистического характера. В противоположность академической медицинской науке М. Беккер исходила из того, что болезней, как таковых, не существует, они являются плодом заблуждения человечества и, следовательно, врачеватель обязан внушать своим пациентам неверие в заболевания и веру в христианскую науку, дающую духовную власть над бренной плотью.

Метод психоаналитического лечения заключается в том, чтобы, преодолев психологическое сопротивление больного, перевести вытесненный патогенный материал в сознание пациента и тем самым помочь ему разрешить внутренние конфликты путем сознате